Olej писал(а):
Кто б там чего не буровил про "социальную сатиру", Чак Паланик - самый эпатажный современный писатель ... певец маргиналов, геев и других пидерастов, наркоманов и других антисоциальных личностей.
Дочитал книгу до 60-70% примерно...
И с интересом и ужасом продолжаю читать дальше.
Но я поймал себя на том, что для Паланика это - кураж, эпатаж ... дурной прогноз, антиутопия ("социальная сатира"
)...
Но "Ссудный день" Паланика уже произошёл "в н
Атуре" -
это же украинский Майдан и всё последовавшее с точностью до деталей! И я наблюдал этот "Ссудный день" находясь в его эпицентре, так что ... "не дам соврать".
Боль в пальце, спускающем курок, занимала Бинга больше, чем изрешеченные пулями старики, которые ползали там внизу, размазывая красные пятна по мрамору. Грохот выстрелов напрягал его слух сильнее предсмертных воплей. И болезненно кривился он от бьющей в плечо отдачи, а вовсе не от зрелища: кровавые огрызки высшей политической касты ломятся друг у друга по головам, из последних сил стараясь урвать себе лишние секунды жизни.
Ссудный день обещал ему возможность начать заново. Так или иначе его жизнь изменится кардинально. Либо он погибнет, либо сядет в тюрьму, либо станет героем революции – и любой расклад будет лучше, чем существовать как сейчас. Обычной заурядностью, сливающей в Сеть все печали и радости, все надежды и страхи, чтобы мир имел возможность наблюдать, как он становится выше, становится старше, но, по сути, не становится никем.
Подавляя истерический смех, Чарли отстреливал состоятельных мужчин и богатых старух. Метил он всегда в затылок, чтобы пуля вошла через основание позвоночника и вышла через разинутый в крике рот. Так получалось аккуратнее, меньше потом уборки. Белок вообще убойная штука, он липнет ко всему намертво, как клей. Раскрои человека пополам автоматной очередью – и пол придется отскребать всем кланом.
Люди видели новые деньги по телевизору. Жесткие прямоугольники из негнущегося пластика, яркие и пестрые – либо красно-синие, либо желто-фиолетовые. Хотя официально они именовались «толботты», в народе их сразу прозвали «шкурами». Ходили слухи, что первые партии денег сделали из растянутой и выбеленной кожи убитых в Ссудный день. Идея эта, похоже, всех страшно веселила.
Новая валюта была обеспечена не золотом, не верой в правительство или чем-то в этом духе, а смертью. Предполагалось, что отказ принимать новые деньги – строго по номинальной стоимости – мог отправить человека в следующий расстрельный список. Напрямую это нигде не заявлялось, но везде на билбордах и по телевидению демонстрировался призыв: «Сообщайте обо всех, кто не признает толботт».
В течение трех месяцев прежнее общественное устройство сошло на нет. Члены кланов стали новой аристократией, лордами и феодалами, заслужившими свой статус в единственной триумфальной битве. Следующими по иерархии были члены их семей. Далее те, кто научился приносить знатной верхушке пользу: трудясь на них, снабжая их едой, товарами и развлечениями. А в самом низу были те, кто не умел ничего, кроме как манипулировать прежней валютой. Их таланты теперь не имели никакой ценности, так что этим людям оставалось бродить по улицам, собирая по мусоркам «пустышки», и сдавать улов на счетные станции – в таких же замызганных бумажных пакетах, в каких стрелки Ссудного дня несли добытые уши.